Девушка вскинула голову, прислушиваясь к шагам в доме и сбрасывая легкую дрему, навеянную усталостью, алкоголем и приятной прохладой. Она вообще спала очень чутко, а когда было нужно, могла дремать вполглаза сутки напролет, как волчица, реагируя на любые шорохи, и моментально просыпаясь. Сейчас нужды вскакивать и убивать не было, она узнала тяжелую походку Какузу, но ночной визит киллера все еще не отпускал, заставляя настороженно озираться и ждать ножа в спину в любой момент. Она все еще не могла поверить в столь легкую победу. Не спасали даже воспоминания о мертвом кожаном мешке с костями и органами, который остался валяться в подвале.
Вот и со мной так же будет, когда меня посчитают лишней в списке живых.
Как ни странно, эта мысль не вызывала никаких эмоций. Канна равнодушно проводила взглядом знакомую высокую фигуру, поблескивающую мокрыми волосами в лунном свете. Что он там забыл? Поздний ужин? Ей было плевать. Зайди она сейчас в подвал вслед за Какузу и увидь картину а-ля "варвар пожирает бедрышко неудавшегося убийцы в собственном соку", она бы и то не отреагировала. Разве что пожелала бы приятного аппетита. Слишком устала. За последние дни она повидала покойников чуть меньше, чем за предыдущие двадцать три года, причем в куда более отвратительном и свежем виде. "Пациенты" Фауста были чисто отмыты от крови и в большинстве своем заштопаны, органы хранились в стерильной медицинской таре, и пахло в морге спиртом и какой-то дрянью для бальзамирования. С ходу вспомнить название дряни не удалось, и насиловать уставшие мозги девушка не стала. А тут... Разорванные грудные клетки, глотки, отвертки с ножами в ногах. И кровь. Повсюду кровь, не говоря уж о тяжелом запахе стали, который, казалось пропитал ее насквозь. И никакие духи-крема уже не спасут, хоть сантиметровым слоем обмажься. С ног до головы.
Она слышала глухой стук из подвала, но даже не повернула головы. Пес вернулся и уселся неподалеку, вывалив сероватый язык. Даже собаки здесь другие. Или он - исключение, подтверждающее правило, как Какузу?
- У тебя вообще имя есть? - негромко поинтересовалась она у собаки, меланхолично рассматривая небо сквозь крону дерева. - Хочешь, придумаю?
Пес настороженно повел ушами и передвинулся поближе.
- Я буду называть тебя Мутант, если ты не против. - Пес придвинулся еще ближе, шевеля мокрой пуговицей носа, вбирая и отмечая новые запахи. Наверное, ему было все равно, как его будет называть очередная человеческая самка. - Значит, Мутант. Иди сюда. Только не кусайся, ладно?
Свежепоименованное четвероногое лениво оскалилось, словно предупреждая о последствиях неосторожных поступков, и подошло ближе, бросая мрачные взгляды изподлобья. Канна отставила стакан в сторону и протянула раскрытые ладони. Холодные. Этот холод нельзя было выгнать алкоголем, хоть она и старалась. Мутант обнюхал их, щекоча влажным носом, и все-таки прилег рядом. Девушка тут же воспользовалась его благодушным настроением, и запустила пальцы правой руки в жесткую шерсть. Достала новую сигарету, подкурила, бросила взгляд на подвал. Ей было без разницы, где коротать ночь. Но здесь хотя бы пахло персиками, а не кровью.
- Ты очень похож на своего хозяина, Мутант, ты в курсе? Такой же мрачный неразговорчивый тип. Но ты хотя бы даешь себя погладить. До поры до времени.
Девушка медленно прочесывала пальцами спутанную шерсть. Пальцы постоянно застревали, видимо, тот, кто заботился о псе в отсутствие хозяина, не утруждал себя расчесыванием животного. Или просто боялся, что тоже вероятно. Вряд ли Мутант отзывался на "хорошего мальчика", так же как и его хозяин не воспринял бы по отношению к себе фразу вроде "кавайный милашка".
Говорить с собакой было глупо, тем более, что это был монолог, но Канна не могла молчать. Болтливая и языкастая по своей натуре, она не могла долго держать рот на замке. Она чувствовала, как копится в груди все невысказанное, все, что она постоянно пыталась задвинуть на границы сознания, как неважное. Все, что она планировала обдумать позже. Все, что пугало ее, что заставляло просыпаться посреди ночи от пустяковой, в общем-то, боли. Все, что вызывало эту боль. Девушка уже несколько лет практиковала целительство и прекрасно понимала, отчего неожиданно появляются болезни, боли, дефекты, опухоли. Все это несказанное, спрятанное, политое собственной кровью. Обидой, горечью или завистью. Все это время она отгоняла мысли о доме, о семье, о прежней - нормальной! - жизни. Она задвигала панику на самые дальние полки сознания, ожидая, что все рассосется само собой, как обычно. Но вместо этого, она получила только еще большие проблемы, не с психическим, так с физическим здоровьем. Металась, как недавно пойманная тигрица в клетке, рыча и запуская когти и зубы в каждого, кто осмеливался к ней подойти. Потому что надеялась на возвращение в родную среду обитания. Вот только дороги назад не было, хоть ты тресни. Только кровь, приглушенные крики и редкие проблески хорошего настроения у ее тюремщика.
...И так хотелось вернуться в прежнюю жизнь, где все было просто, понятно и самым непредсказуемым в этой жизни была она сама. Где всегда есть с кем поговорить и хотя бы услышать ответ, а не равнодушное молчание. Где боялись ее, а не она. И убивали другие. Где-то далеко, в газетах, в новостях, в интернете. Не в метре от нее. И не нужно было бежать неизвестно куда с человеком, которого едва знаешь. Не говоря уж об этих его щупальцах.
Канна непроизвольно поежилась, пытаясь согнать поползшие по спине мурашки. Холод? Детские отговорки. Девушка редко боялась в чем-то признаться самой себе. Монструазный Какузу иногда нагонял на нее жуть. Логика тут не спасала, скорее наоборот - подсовывала варианты того, что с ней произойдет, когда мужчина получит зеленый свет в отношении ее убийства. И спасение от этой жути было только одно - то, что в обычном своем высокомерно-колючем состоянии Канна старалась не замечать, уговаривая себя, что это просто блажь, а иногда и куда более простой и удобный способ чего-либо от нее добиться.
Руки. Теплые руки, которые не оставляли синяков, в какой бы спешке Какузу ее не поднимал. Она всегда чувствовала эти руки, когда он ее поднимал и не боялась, что упадет. Когда спала, когда была без сознания, когда мечтала взорвать к чертовой матери все вокруг. И даже тонкая избалованная кожа не расцветала кровоподтеками и сине-фиолетовыми пятнами, как это было всегда. С кем-то другим.
Канна вздохнула и неохотно вытащила пальцы из теплой собачьей шерсти. Отбросила докуренную до фильтра сигарету, обжегшую пальцы, и вытащила новую. Ну и что, что только что курила? Это ведь такая ерунда на самом деле. Встала, стараясь не потревожить задремавшего пса, залпом допила оставшееся в стакане и решительно потерла глаза. Ну уж нет. Моей слабости ты не увидишь.
Девушка на ходу щелкнула зажигалкой и резко открыла дверь подвала, ожидая увидеть что угодно, до некрофильской порнухи включительно. Реальность недалеко ушла от ожиданий, но лучше бы это были извращения. Какузу оказался эстетом с довольно оригинальным чувством прекрасного - разделанное тело вызывало восхищение исключительно у мясников. Особенно голова. Стараясь не сталкиваться взглядом с покойником, Канна осторожно спустилась по скрипучей лестнице.
Осмотрела предложенное оружие, едва удержавшись от ехидного "да, мой господин". Холодного оружия не было - видимо, ее напарник брезговал "тыкалками". Жаль, жаль. Выпустив облако сигаретного дыма, задержала взгляд на Магнуме.
...это мне? Настоящий? Мати, смотри! Канна, ты научишь меня стрелять из него?
- Разве у меня есть выбор?
- Эм, Канна... Ты уверена, что револьвер - это лучший подарок для семилетней девочки?
- Разве нет? Смотри, как радуется. Мари, дай сюда эту пакость, я покажу, как заряжать барабан. Для нормального пистолета у тебя силенок не хватит, а тут просто делаешь вот так... Видишь?
- Ага.
- Мати, не пищи мне в ухо, я сейчас оглохну!
- Канна, почему эти ножи такие странные?
- Не вопи. Они метательные. Сейчас пойдем в сад... А, курва!!! Марион, кто разрешал тебе стрелять в доме?!
- Я случайно!
- Что у вас тут...Спаси нас Бог!
- Не спасет. Мам, все нормально, правда. Тебе же самой не нравилась эта люстра...Подумаешь, люстра... Так, малышня, брысь на задний двор, а то отец нам головы поотрывает. Кыш, кому сказано!...
Неожиданно она заметила еще кое-что интересное. Вернула револьвер на место и оценивающе повертела в руке семнадцатый глок. Пожалуй, этот вариант даже лучше. Из-за пластикового корпуса весил малыш заметно меньше Магнума, к тому же не приходилось мучаться с барабаном. Канна вставила обойму, сунула запасную в задний карман джинсов и вышла вслед за Какузу.
Наклонилась на ходу и потрепала мохнатые уши. Мутант негромко рыкнул, больше для порядка, и улегся обратно. Какузу ждал ее на кухне.
Девушка оседлала стул задом наперед и стряхнула пепел с сигареты.
- Ну должна, так должна. Мне без разницы, чем заниматься, я уже итак влипла по самые уши. А так хоть какое развлечение. Только я, уж извини, ни в кого ничего втыкать не буду. Не люблю такую грубую и примитивную работу, это неинтересно.
Видимо, придется привыкнуть. Дома она лечила - здесь будет калечить. Здесь все было прямо противоположно тому, что было там. Она еще могла отступить назад, вернуться, сдаться...
- Дьявол с тобой, курва. Слушай.
...Канна ожесточенно размазала сигарету по пепельнице и достала новую. На секунду прикрыла глаза. Чувство было такое, словно она прыгала с обрыва. Должна была прыгнуть. Сейчас. Либо уйти и до конца жизни презирать свое малодушие. Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать. И пожалеть еще сильнее, терзая себя мыслями о том, как могло бы получиться, если бы тогда...
- Человеческое тело для меня что-то вроде черновика, написанного карандашом. Я могу стереть там что угодно, взамен прописав то, что считаю нужным. Могу заставить тело сгенерировать выброс адреналина, порвать сосуды изнутри, сгустить кровь настолько, что она образует засор в артерии и вызовет исключительно натуральный сердечный приступ с летальным исходом. Все, что душе угодно, ломать - не строить. Могу парализовать человека, вырубить, болью заставить его сказать что угодно, вплоть до цвета панталонов любимой бабули, которая скончалась еще десять лет назад. Как ты мог заметить, в твои милые игры я сегодня влезать не стала - нехорошо лишать мужчину удовольствия и маленьких радостей. К тому же с зашитым ртом многого не расскажешь. Но если понадобится - сделаю. Единственное условие - мне нужно время, чтобы подключиться к незнакомому человеку, и к тому же сил это жрет порядочно. Со знакомыми и теми, к кому уже подключалась, все проще - могу сделать все, что нужно, в любой момент.
Девушка паскудно усмехнулась, не став сообщать Какузу о том, что сделать человека импотентом было проще, чем вылечить ангину. Это было бы совершенно детским бахвальством и выглядело по-идиотски.
- Есть еще один момент. Если я достаточно часто или долго... обмениваюсь информацией, если можно так сказать, на энергетическом уровне с каким-то человеком, то мое тело в какой-то момент привязывает к телу этого человека. То есть я на своей шкуре чувствую то, что чувствует он. Но это легко проходит, достаточно держаться от человека подальше. В обратную сторону - то есть лечение, тут уже сложнее. На это требуется время и я, к сожалению, неспособна сделать так, что дырка в животе размером с кулак за минуту превратится в нормальную кожу. Воскрешать тоже не могу.
Канна в очередной раз стукнула по сигарете ногтем, сбивая пепел, и затянулась. Она умолчала о способности использовать силовую волну и всякие шарики-бомбочки. Просто не видела смысла говорить об этом. Способность проявлялась сама и ее появление невозможно было контролировать и предсказывать. А значит такого рода вещи нужно изучить и лишь потом говорить о них. Когда будет, что сказать.
- В общем, думай, друг мой варвар. Если твой малыш достанет мне информацию о возможной охране, а еще лучше - об их последних травмах или болезнях, то я смогу сделать так, что ребята...скажем, уснут на посту. А чтобы оправдать неожиданный отруб, могу сделать им синяки на шее, как от удара. Не хотелось бы светиться лишний раз, вряд ли кто-нибудь поверит, что охрана всей кучей умерла от сердечного приступа. А пока новостей нет, я пошла спать. Разбуди, когда будет известно что-нибудь стоящее.
Канна встала, потушила сигарету в пепельнице, педантично проследив, чтоб затух каждый огонек, и ушла в спальню. Только при виде смятой постели со скомканными пледами, она сообразила, что по ошибке вернулась в комнату к Какузу. Да и черт с ним, переживет. Не впервой.
Девушка криво ухмыльнулась, отгоняя воспоминания о ловушке для киллера, который оказался преставителем распространенного вида "идиот феерический", и подняла плед. Расправила его, зачем-то сложила пополам и вздохнула. Куда я лезу? Куда я, забери вас всех Вельзевул, лезу? Может, черт с ним, свалить домой после заказа?..
Канна оглянулась назад, на теплый свет из кухни и все-таки легла, послав возможные последствия к дьяволу. Привычно сунула руку под подушку, второй натянула плед и перевернулась на бок.
...бежать обратно к папочке под крылышко? Да хрен вам. Не дождетесь. Я свой выбор сделала.